Я бы хотела иметь возможность принять вас в Ходжалы и показать вам наше гостеприимство.
Мне было 35, когда я уехала из Ходжалы. Все трое моих детей женаты, и у меня есть трое внуков. На момент трагедии моим детям было от двенадцати до восемнадцати лет.
Помню, я думала, что так никогда больше не будет...
В девять вечера они окружили Ходжалы танками. Как в войнах, которые показывали по телевизору, они начали стрелять из танков, и люди покинули свои дома. 366-й полк бывшей армии СССР пошел против тех, кто был на юге Ходжалы. Я работала в коммунальном хозяйстве всего в 200 метрах от позиций армии.
Мой муж (Васиф Мамедов), которому тогда было 42 года, пришел домой и рассказал нам, что они (армяне) открыли массированную стрельбу, а затем он пошел предупредить соседей.
Выход из Ходжалы преграждала река Каркар. Мы направились к реке, чтобы потом идти в Агдам. Иначе в Ходжалы можно было попасть или выбраться из него только по воздуху; все дороги были перекрыты.
Мы спешили, продвигаясь к Агдаму. Река была широкой, ледяной и глубокой (нам по грудь). Нам приходилось ломать лед, река замерзла, мы не могли плыть, она была каменистой; быстрая горная река. Около 7000 человек переходили реку, это целый город. Глава исполнительной власти призывал людей уходить; он сказал, что выбора нет...
Все хотели спастись. У нас не было теплой одежды, и я не могу описать, что мы чувствовали. Наша семья состояла из пяти человек, включая моего раненого мужа. Никто не мог остаться. Все ушли.
Оказавшись на противоположном берегу реки, мы поняли, что многие люди замерзли. Больные, старики, дети... Сильные мужчины пытались оборонять пост. Это было глупо. Они не могли бороться с танками.
Впереди были люди, они защищали нас и были расстреляны. В лесу у Нахчыванлы на территории, контролируемой армянами, многие были убиты. У нас не было выбора; нам пришлось идти мимо Нахчыванлы. Там были танки 366-го полка, они стреляли по нам.
К рассвету мой муж ушел вперед, он был ранен. Я тоже была ранена. Мой двенадцатилетний сын Джейхун был ранен в плечо. Я положила снег на его рану. Я бы никогда не смогла бросить его.
В нашей группе было четыре человека. Я с ребенком и еще мужчина, Гафар Зеймала (52-х лет), со своей дочерью Севиндж Асламовой (18-ти лет). Все мы четверо были взяты в заложники армянами. Я просила их не трогать моего ребенка. У меня с собой была сумка с деньгами, драгоценностями и золотыми часами, я предложила ее. Моя голова была в крови. Они по-прежнему хотели забрать моего ребенка.
Они отдали нас армянской семье, у которой в Баку был сын, нуждавшийся в помощи. Я попросила медикаменты и лекарства, и промыла рану сына. Была середина утра.
(...В повествовании был сделан перерыв на чай с большим количеством извинений за то, что нас принимают не в Ходжалы...)
Никто не знал, что мы были там. Подростков этой армянской семьи вынудили идти сражаться. Армяне хотели сделать обмен. Их сын сидел в тюрьме в Баку (с советских времен, еще до Карабахской войны).
Армянская семья была не очень гостеприимной, но они спрятали нас в надежде обменять на своего сына. Мы страдали, поэтому они нас не мучили.
И армянская, и азербайджанская сторона имели войска самообороны, которые помогли бы совершить обмен. Я надеялась, что для совершения обмена вызовут мужчину или его дочь. Но армяне сказали, что должна идти я. Мне пришлось оставить своего сына с ними.
Я узнала об их сыне достаточно информации, чтобы его найти, и еще через восемь дней, проведенных в этой семье, меня отпустили, для того чтобы я пошла и освободила их сына из бакинской тюрьмы. Моя семья ждала в Агдаме, чтобы отвезти меня в Баку. Они думали, что я умерла. Когда я приехала в Баку, остальная часть моей семьи не могла поверить, что я оставила сына в армянской семье.
В Баку мне пришлось ходить по инстанциям – все еще советская система – это заняло два месяца – посещение различных министерств и т. д. Мои родственники много мне помогали. Я видела армянина в тюрьме. И только раз я слышала о своем сыне. Бакинская прокуратура организовала телефонный звонок. Я поговорила с сыном той семьи и заверила их, что нахожусь на пути к успешному завершению дела, получая разрешение.
Еще одна женщина из тех, у кого мы брали интервью, начинает говорить о своем муже и плакать, так как его застрелили, когда он был заложником, рассказывая о проблемах, связанных с поиском и захоронением тел погибших.
Армянский пленный был доставлен в Барду, и я тоже поехала туда. Пленных было одиннадцать, армяне советского периода, подготовленные к обмену на азербайджанцев. Пленные отправились на поезде, а я поехала на машине через Агдам. Я поехала в Аскеран с агдамскими войсками самообороны. Мои родственники-мужчины хотели поехать вместо меня, но я хотела поехать сама. Я увидела пленного в Аскеране и заверила его, что мы не желаем ему зла. Я взяла его и азербайджанских солдат для совершения обмена.
Аллахверди Багиров, чья штаб-квартира была в Агдаме, отвечал за обмен. Впоследствии он был убит миной. Виталик из Ходжалы занимался организацией обмена на армянской стороне. Я сказала, что обменяю армянского пленного только на всех трех человек, все еще находящихся в армянской семье. Мне это удалось. Армянского пленного звали Карлен Айнумян.
В ночь трагедии погиб мой свекор и двадцать близких родственников.
На посту Аскерана, когда я снова встретилась со своим сыном, мне казалось, что я не могу пошевелиться и произнести хоть слово. Это произошло 28 апреля, обмен состоялся между 9 или 10 часами утра и 1 или 2 часами дня.
Мой сын никогда не вступает в разговор, когда я рассказываю свою историю, ему до сих пор тяжело вспоминать об этом. Мы видели войны по телевизору; но это не было похоже на войну, никаких правил не было. Не жалели никого.
Старший сын рассказывает нам, что его мать показывали по телевидению, когда она пыталась добиться освобождения армянского пленного в обмен на сына.
Здесь, без Карабаха, мы погибаем.
Интервью брала Фиона Маклахлан
Источник: книга «Ходжалинский свидетель военного
приступления – Армения на скамье подсудимых».
Издательство Ithaca Press. Лондон, 2014 г.